«Носителей татарской культуры все меньше»: как в Москве вспоминали поэта начала XX века
Пластическая исповедь «На заре» Нижнекамской татдрамы получила пять номинаций на «Золотую маску»
Телесное заключение и духовный полет, черная ночь и пылающий рассвет — все это можно было увидеть в спектакле «На заре», представленном Нижнекамским драмтеатром им. Миннуллина на «Золотой маске» в московском центре драматургии и режиссуры. В камерном монологе-откровении без слов по стихотворению Сагита Рамиева «Тан вакыты» режиссер Туфан Имамутдинов поведал о мечтах и чаяниях татарского поэта.
БЕЗ ЛИШНИХ СЛОВ
Появление среди двух десятков номинаций татарстанских театров на «Золотую маску» этого года спектакля Нижнекамской татдрамы им. Миннуллина выглядит особо. Кажется, театральная институция из нефтехимической столицы РТ впервые всерьез обратила на себя такое внимание столичных профессионалов. Впрочем, удивления становится чуть меньше, когда узнаешь, что режиссер «На заре» — это Туфан Имамутдинов, чьи опыты в национальном театре порой вызывают неоднозначные реакции в Татарстане, но неизменно интересны отборщикам «Маски».
«Нашим главным художественным методом стала работа с образами, — подчеркнул в беседе с „БИЗНЕС Online“ режиссер. — На каждую строку текста мы предложили свой образ, оценивающий ее нынешний смысл. Выразительность движения позволила обойтись без слов. Носителей татарской культуры с каждым годом становится все меньше, и, возможно, молчание ярче говорит об этом, чем стихотворение на родном языке. Герой спектакля — сам Рамиев. Не интерпретируя и не иллюстрируя текст, мы стремились показать трагическую жизнь поэта за один день, передать его отчаяние и желание переродиться в новом мире».
Молчание и ассоциативность, несомненно, лучшие находки авторов действия, в них заключена «сила» моноспектакля, в основе которого стихотворение татарского поэта, прозаика и публициста начала XX века Сагита Рамиева «Таң вакыты» («На заре») 1907 года. И, хотя для любителей нарратива предусмотрена телеграфная строка (демонстрирующая оригинальный текст стихотворения и детали биографии Рамиева от службы в театре и работе в газетных редакциях до высылки и ареста), слово далеко не обязательный атрибут постановки. Личность поэта режиссер раскрывает через палитру его внутренних состояний, мастерски переданных в пластике.
Отчаяние и надежду — чувства художника — воплощает изощренный узор, вытканный из театральной пантомимы, бытового жеста и танца модерн (хореограф Марсель Нуриев). Герой (Алмаз Хусаинов) то взмывает над сценой, подобно гордому орлу, то пускается рысью, как породистый скакун, но под невидимым гнетом приникает к земле. Среди осязаемых оков — черные пальто и шляпа и вращающаяся стена, прерывающие движение (сценограф и автор костюмов Лилия Имамутдинова). Минималистская декорация с распахнутой дверью делит мир Рамиева на две части, и ни в одной из них ему нет места. Художник бежит по кругу (о смене локаций сообщает стук колес поезда, о промелькнувших годах — тиканье часов), но «картинка» остается неизменной.
НОВАЯ ЖИЗНЬ
Из череды эмоций и состояний героя складывается глубинный сюжет спектакля — попытка возродить национальный язык и культуру, отказаться от устаревших религиозных догм и пробудить веру в человека. Зарю — эмблему духовного ренессанса татарского народа — олицетворяет пасторальное звучание струнных в духе «Утра» Эдварда Грига, мусульманская песня-молитва, сопровождаемая дыханием (композитор Шамиль Шарифуллин), гаснущие софиты-звезды и сияющий прожектор-солнце (художник по свету Ильшат Саяхов). Не осуществленная в реальности мечта Рамиева исполняется в финале действия. Символом новой жизни режиссер вслед за поэтом нарекает женщину (Гузелия Мухаметзянова). Именно она передает художнику право вращать стену мироздания, позволяя ему и его соотечественникам переродиться.
К числу удачных авторских находок примыкает условность слова. Текст стихотворения на бегущей строке, разбавленный решетками и латинскими буквами, воспринимается как часть декорации, а звук пишущей машинки — как яркая тембровая краска (при желании публика могла воспользоваться наушником с русским переводом). По словам режиссера, стихотворение столетней давности уже не целиком ясно нынешнему читателю. Дабы подчеркнуть это, Имамутдинов вводит в аудиоряд татарский алфавит, на который солист реагирует огненной этнической чечеткой. Лексемы татарского языка и культуры вписаны в общеевропейский облик спектакля, что делает действие понятным зрителю любой национальности и конфессии.
КРАТКОСТЬ — СЕСТРА ТАЛАНТА
Еще одно достоинство монолога — его камерный формат, не утяжеляющий восприятие. Протяженность спектакля не превышает часа, а образы сменяют друг друга с динамикой добротного отечественного кино. Скрип пера, шелест газет, запах сожженных рукописей без лишнего пафоса пишут портрет мыслителя-бунтаря, привнесшего новое видение мира.
Чувственный психологизм, свойственный сочинениям Рамиева, постановщик воплощает в выразительных деталях действия. Воображаемый стук в дверь, национальные митинги, просматриваемые поэтом на телевизоре-чемодане, передают его одиночество и потребность в диалоге. Завтрак, состоящий из стихотворных черновиков, — стремление сберечь свое наследие от ненужных глаз.
«На заре», к чести режиссера, оставляет впечатление философской притчи, элитарной рефлексии мастера о судьбе татарского народа. На выходе из театра можно пожалеть лишь о малом числе показов и неполной наполняемости зала — во второй, заключительный, день гастролей труппы площадка московского центра драматургии и режиссуры на Соколе заполнилась на две трети. На исторической родине спектакль входит в регулярный репертуар драмтеатра, и на него стоит посмотреть.
Итоги «Золотой маски – 2022» станут известны на торжественной церемонии 20 апреля. «На заре» заявлена в пяти номинациях: «Спектакль малой формы», «Работа режиссера» (Имамутдинов), «Работа художника» (Имамутдинова), «Работа художника по свету» (Саяхов), «Мужская роль» (Хусаинов).
Анастасия Попова
1 апреля 2022
Подробности — в материале «БИЗНЕС Online».
https://business--gazeta-ru.turbopages.org/busi…